Утро началось прекрасно.
Вместо завтрака в столовой Инге перекинулся в кота и провел инспекцию по соседским комнатам - после рождества шансы полакомиться домашней индейкой или настоящим шоколадным брауни увеличивались втрое - попутно снисходительно позволяя на глазах тупеющей от умиления публике гладить себя по спинке и почесывать за ушами. От души натрескавшись и вдоволь накупавшись во внимании, кот ощутил настоятельную потребность разведать, как там без него на улице. А то голуби не пуганные, сугробы поверх кустов не разворошены. Непорядок.
Ловко выбравшись через окно в туалете по давно и прочно проторенной тропе на ветку старой акации, Инге очутился во внутреннем дворе. Едва спрыгнув на нетронутое снежное полотно, он провалился в рыхлый снег по самое брюхо и даже зафыркал от неожиданности, когда взбитая прыжком мелкая ледяная пыль попала в нос.
Кот относился к снегу с подозрением. Инге снег обожал. Поэтому увлекательная игра убеги-из-под-снегопада-влетев-в-ближайший-куст стала идеальным компромиссом.
И это во всех отношениях прекрасное утро могло бы плавно перетечь в не менее прекрасный день... Если бы не одно но.
Когда Инге обратил внимание на характерный хруст снега под подошвами чьей-то обуви, когда чуткий кошачий слух распознал, чьи именно это шаги, а ослепленные окружающей белизной глаза нашли почти подобравшийся на расстояние броска источник звука, прятаться было слишком поздно.
Инге успел заметить радостный оскал во все тридцать два и азартный блеск в глазах на раскрасневшемся от мороза лице Эвана Спилберга, и единственной связной мыслью, мольбой и приказом настороженно замершему коту осталось - "БЕГИ!
***
Утро началось ужасно.
Эван еще не успел отойти от поездки домой, где они с Илин провели три замечательных дня. Всего три дня, но как же тяжело заново привыкать к соседям по комнате, приютскому распорядку дня и мрачным стенам здания, которыми теперь придется любоваться до самого лета. Эвана раздражало все, начиная от храпа соседа по койке, до столовской еды, поэтому к завтраку он едва притронулся.
Общаться ни с кем особо не хотелось, и чтобы не раздражаться еще больше, Спилберг решил на целый день умотать в спортзал. Лучше забрасывать мяч в кольцо и тренироваться до изнеможения, лишь бы в голову не лезли дурацкие мысли.
Выйдя на крыльцо, он оглядел унылый зимний пейзаж, на автомате отмечая, что снега за ночь насыпало - завались просто. Ноги утопали едва ли не по колено. Эван неспешно двинулся в обход жилого корпуса, как вдруг его внимание привлекла рыжая молния, метнувшаяся из окна по дереву, а оттуда в самый здоровый сугроб во дворе.
- Опаньки! Какая встреча, - моментально забыв о своих горестях, Эван расплылся в широкой довольной улыбке.
Кот ожидаемо засек его раньше, чем Эван сумел к нему подобраться. Трудно строить из себя воина-ниндзя, когда при малейшем движении снег под подошвами хрустит, как детсад попкорном в кинотеатре. Зато отреагировал пушистый с заметным опозданием. Но все равно дал такого деру, что Эван, бросившийся за ним в погоню и взявший слишком резкий старт, едва не навернулся в сугроб.
- Подожди же. Ингееее!!
Мелкого из Сов, который обладал способностью превращаться в кота, знали в приюте все. Но странное дело, задирали его и доставали куда меньше других первоклашек. Даже Шакалы не особо третировали. За исключением обычно равнодушного к подобным забавам Эвана.
С мелкой Совой у них не сложилось с самого начала. Эван обожал кошек, поэтому не упускал повода затискать несчастного Инге, когда тот имел неосторожность попасться ему под руку в кошачьей ипостаси. Кот был шустрым и хитрым, но остановить принудительное любвеобилие Спилберга оказалось не под силу даже ему.
Стоило только Эвану дорваться до кота, он уже не разжимал рук, пока обессиленный и залюбленный во всех смыслах кошак не повисал на них безжизненной тряпочкой, устав кусаться, царапаться и вообще всячески протестовать против тисканья и поцелуев озабоченного шакала. К слову, испоганить безоблачное счастье блаженного Эвана было сложно. Исцарапанный и покусанный, он успокаивался только тогда, когда Инге сдавался и начинал обреченно мурчать в ответ на почесывания и поглаживания. Только тогда Эван сменял щенячий восторг на милость и отпускал основательно дезориентированного и измученного лаской кота.
С Инге в его обычной форме Эван тоже пытался наладить общение. Руки чесались потискать и погладить, но человек-Инге был куда более мрачно настроен по отношению к своему обидчику, чем кот-Инге. Так что Эвану приходилось довольствоваться только рыжим комком шерсти, за которым так здорово было гоняться по приютскому двору.
Кот, забуксовав на повороте, рванул к парковой зоне, и Эван, недолго думая, припустил следом, уже не тратя время на окрики и уговоры. Бежать по снегу было непросто не только коту.
***
Оторваться еще на пару метров и взобраться обратно на дерево под стеной общежития - так себе план, но всяко лучше, чем снова оказаться в загребущих лапах нагоняющего его чудовища, орущего позади на весь двор и зовущего - ох, да за какие же грехи с ним весь этот ад происходит - по имени; как будто мало ему того, что Инге и так от него шарахается в коридорах.
Самым ужасным и позорным во всем этом непотребстве со Спилбергом было то, что в один прекрасный (отвратительный, самый худший в его жизни) день кот привык и перестал убегать так уж охотно. Ему интереснее стало поиграть. Инге гнал глупое животное прочь, но едва оторвавшись от преследования, кот тормозил и позволял себя снова догнать, словно издевался. Вот, как сейчас, например. Вместо того, чтобы бежать длинными скачками по прямой, наращивая разрыв, кот заложил какой-то неадекватный вираж, запетлял, словно заяц, между кустов, пока что успешно уворачиваясь от рук, но ни о каком разрыве не было уже и речи. Его персональный монстр заливисто гоготал, казалось, над самой головой, и все, что Инге теперь мог - с бессильной обреченностью позволить коту развлекаться.
Если когда-нибудь Спилберг узнает, что именно с некоторых пор происходит каждый раз на самом деле, сраму будет не обобраться.
Пока что все шло относительно неплохо, они перепахали снег в парке до самого забора, оба выдыхались примерно с одинаковой скоростью, и по-прежнему был призрачный шанс унести свою пушистую задницу подальше без особых потерь. В конце-то концов, непосредственно сеанс первобытных нежностей кот тоже слабо переносил, и не в его интересах было попадаться в эти грозящие придушить объятья.
***
Кот удирал, закладывая немыслимые виражи, Эван не отставал. На физическую подготовку и здоровье он не жаловался: и того, и другого было в избытке. А если еще и побегать кругами по двору, выкладываясь на полную, то можно даже не ощущать холода. Эвану вот было чертовски жарко, он даже успел вспотеть в одной куртке, накинутой поверх футболки.
- Да стой ты, зараза рыжая! - задыхаясь, гаркнул Спилберг, прикидывая, что если кот продолжит так же азартно гонять его по парку еще минут пять, он точно выдохнется. Но тогда ни о какой награде не может быть и речи, поэтому мобилизовав остатки сил, Эван сделал последний рывок и чуть не впечатался лбом в дерево, на которое кот взобрался с быстротой молнии.
Ну как забрался, попытался. Ствол, окутанный с утра инеем, под морозом подмерз основательней и теперь был покрыт тонкой корочкой льда, по которой кошачьи когти моментально заскользили, и кот, не сумевший вкогтиться в кору, растопырив лапы, плюхнулся прямо в объятия своего преследователя.
- Ага! Попался! - на радостях завопил на весь парк Эван, и поспешно сунув очумевшего кота за пазуху и крепко прижав к себе, рухнул навзничь в сугроб, заливисто хохоча. Сейчас он чувствовал себя чертовски счастливым. А что вообще может быть лучше погони, которая увенчалась успехом? - Ну и какого ты удирал? - Эван приподнял голову и подтянув кота повыше, звонко чмокнул рыжую морду между ушей. - Я ж погладить хотел. Подумаешь, какая недотрога. Уже и погладить нельзя.
Разгоряченное погоней тело начало остывать, и Эван подумал, что лежать на снегу как-то холодно. Зато кот грел его грудь как настоящая грелка. Только не мурчал, как мечталось Спилбергу, а тихо, но очень выразительно рычал.
Эван поспешил сесть, обнял кота уже осторожней, и незаметно убаюкивая, начал чесать за ушком. Рычание сменилось глухими раскатами, а после окончательно стихло.
- Вот дурачок! Это же приятно. Жалко, у меня ничего для тебя нет. Сегодня на завтрак такую гадость давали, фу. Но завтра я тебе притащу колбаски, хочешь? Я из дома привез.
Если конечно, ее еще не сожрали соседи по комнате. Вспомнив алчные взгляды шакалов, учуявших мясо, Эван с сомнением покачал головой. Ничего, он обязательно что-нибудь придумает. От него еще ни один кот не уходил недолюбленным.
***
Инге этому кошкофилу озабоченному сказал бы, и какого лешего он удирал, а так же где и кого он может погладить, раз уж у него так руки чешутся, но все, что ему сейчас было доступно (оставив безнадежные попытки отпихнуть настойчиво сунущуюся с поцелуями хлеборезку лапами), это переждать приступ нездоровой любви и постараться не поддаться кошачьей привычке получать удовольствие от насилия, раз уж оно неизбежно.
Инге терпел и покорно ждал, пока его мучитель угомонится (и нет, он принципиально не позволял коту замурчать, хотя того уже так и подмывало завести свою обычную песню). Эван нес умиленную ересь и упорно (как реально двинутый во все поля кошатник) не унимался. Это идиотское противостояние могло длиться очень долго на самом деле.
Но на фразе про колбаску Инге сделал тактическую ошибку и пренебрежительно фыркнул.
То есть, Инге собирался пренебрежительно фыркнуть, тем самым особым образом, как умеют только кошки, чтобы показать всю степень своего видового превосходства над жалкими людишками; но мохнатый засранец правильно уловил про колбасу и перспективу поживиться вкусненьким, и предательски завел свою шарманку.
Восторгу Эвана в ответ на это благосклонное мурчание не было предела.
Равно в той же степени, как не было предела негодованию Инге, пораженного этой подставой от собственной же звериной шкуры!
Ужас ситуации был в том, что все это негодование относилось скорее к тому печальному для Инге факту, что проклятущий Спилберг своего таки добился - кот его почти признал, и если эту бестолочь все же прикормят чем-нибудь съедобным, то отныне вся эта беготня будет носить исключительно заигрывающий характер.
Инге был не просто в печали, он находился буквально на грани отчаянья. Ну, что за жизнь?
***
